Загадочный текст, иллюстрированный, как считалось, фантастическими растениями и животными, на самом деле мог выйти из-под пера уроженца ацтекской империи.
Помните, мы рассказывали вам о рукописи Войнича? Ну, той самой, относящейся к первой половине XV века и написанной на каком-то очень странном наборе символов, близком к латинице, но при этом не относящемся ни к одному европейскому языку?.. Как вы уже знаете из предыдущей серии этой эпопеи, ряд нетривиальных методик показал, что это не шутка криптографа, то есть не набор ничего не значащих, но неповторяющихся символов, а вполне осмысленный текст.
Впрочем, то же исследование совершенно не внесло никакой ясности в вопрос о том, что именно записано в 170 тысячах непонятных знаков рукописи Войнича. В ней не нашлось статических аналогов ни артиклей, ни глаголов-связок (то есть ситуация там ближе к современному русскому, чем, скажем, к английскому). Западноевропейскими языками в манускрипте не пахнет ещё и по морфологии.
Единственное, на что оставалась надежда как на ключ к языку рукописи, — это зубец стены замка того же типа, что можно видеть на башнях Кремля и что появился в Италии в начале XV столетия (то есть одновременно с манускриптом).
Между тем там много изображений растений — казалось бы, чего же боле? Беда в том, что опознать эту флору не удавалось, то есть никак и совершенно, из-за чего возникло предположение о том, что перед нами некая ботаническая фантастика, искать в которой ключи к реальному миру бессмысленно.
Что ж, дорогие дамы, похоже, дело было не в том, что таких растений не существует, а скорее в том, что саму возможность изображения таких растений на страницах манускрипта Войнича никто не предполагал. Пара американских ботаников, Артур Такер (Arthur O. Tucker) и Рексфорд Талберт (Rexford H. Talbert), решила, что может исправить эту ситуацию.
В частности, они выяснили, что «Libellus de medicinalibus indorum herbis» 1552 года (он же «Ацтекский травник») — перевод ныне утраченного 63-страничного травника на науатле — содержит изображение растения Ipomoea murucoides, в то время как иллюстрация рукописи Войнича явно показывала его родственника — I. arborescens. Почему это не пришло никому в голову раньше? Ответ прост: оба растения свойственны Новому Свету, где европейцам первой половины XV века, предположительно, делать было нечего.
Чтобы избежать неприятного вопроса о том, как всё это стыкуется, исследователи предпочли заявить, что первые письменные упоминания документа, «похожего» на рукопись Войнича, относятся к 1576 году. Мол, с 1521 года, когда испанцы завоевали империю ацтеков, оставалось ещё полвека до этой даты, так что проблем с анахронистичностью здесь нет.
Более того, авторы настаивают, что источник знаний, описанных в манускрипте, не вполне, что называется, европейский. Так, в его иллюстрациях присутствуют различия между Viola bicolor и V. Tricolor, которые в западной ботанической науке вообще стали известны в XX веке. Очевидно, делают они вывод, над манускриптом работал кто-то, кто знал растения Мезоамерики лучше европейцев XV–XVI столетий.
Есть там и другие виды явно «новосветского» происхождения; среди них кактусы Opuntia spp. и, быть может, Opuntia ficus-indica. Транслитерация с манускрипта идентифицирует надпись под ним как nashtli — то есть близко к nochtli на науатле — языке, использовавшемся и ацтеками и бывшем исходным для переводного «Libellus de medicinalibus indorum herbis» 1552 года.
Попытка дешифровки основания на таких созвучиях имеет резон, но авторы работы подчёркивают, что здесь надо быть предельно осторожными: испанские переводы травников могут быть неполны, а множество слов, обозначавших растения в науатле XVI века, нам сейчас неизвестны. И добавляют: «Поскольку по образованию мы ботаники и садоводы, а не лингвисты, наши жалкие попытки составления каталога слогов/алфавита для языка манускрипта Войнича стоит рассматривать не как нечто законченное, а лишь как исходную точку для будущих изысканий».
Но тут они скромничают. Эти садоводы-огородники подошли к манускрипту со всех сторон. В частности, привлекая результаты более ранних анализов 2009 года, они показали возможное наличие в чернилах манускрипта компонентов, несвойственных книгам и картам XVI века, включая, быть может, атакамит. Как легко догадаться из названия, это вещество также происходит из Нового Света, и наличие такого компонента в европейском манускрипте того времени следует признать сомнительным.
Кстати, о минералах. На одной из страниц манускрипта показана структура болеита — опять-таки мексиканского происхождения; точнее даже так: он мог быть добыт всего из трёх шахт Нижней Калифорнии.
Но вернёмся к растениям. Серьёзным доводом против того, что в манускрипте Войнича описываются реальные живые существа, выступают некоторые иллюстрации, где те или иные части растений преувеличены или выглядят «пересаженными» не на своё место.
Авторы сообщают, что один из них на протяжении 36 лет преподавания в Университете штата Делавэр (США) постоянно отмечал у студентов всех курсов ровно такие же особенности зарисовки растений в блокнотах, лекционных и полевых материалах: по наиболее запоминающимся чертам, выделяющим растения среди других. Часто иллюстрации состояли из деталей, которые внешне не были похожи на реальные растения, а лишь соединяли его колючки с посторонним, казалось бы, предметом, который входил в состав названия того или иного растения.
Именно так они склонны объяснять иллюстрации манускрипта типа той, что относят на счёт Psacalium peltigerum: растение в целом изображено точно, однако цветки — преувеличенного размера. Что, замечают авторы, может означать их важность в медицинском или мнемоническом смысле (если в их названии содержится слово «цветок», например). Аналогичные догадки высказаны ими для предполагаемых Manihot rubricaulis, а также для ряда иллюстраций работы XVII века «Rerum Medicarum Novae Hispaniae Thesaurus, seu, Plantarum animalium, Mineralium Mexicanorum Historia». Иными словами, «сокращательно-трансплантологическая» метода изображения растений, показывают исследователи, была свойственна не только неведомому знатоку Нового Света, писавшему манускрипт Войнича, но и современным ему европейским авторам, а равно и североамериканским студентам XX века.
Завершая ботаническую часть, авторы работы утверждают, что представленные в манускрипте растения, которые им удалось идентифицировать напрямую или с учётом условности их изображения (то есть 37 из 303), представлены от Техаса и Калифорнии на севере до Никарагуа на юге, и наиболее вероятным местом, где их можно увидеть одновременно, следует считать центральную Мексику.
В попытке найти связи между манускриптом Войнича и текстами из этого региона наши эрудированные ботаники проштудировали ряд так называемых ацтекских кодексов и обнаружили, что многие символы манускрипта Войнича имеют подобия в Кодексе Осуана — сборнике жалоб индейского населения на тогдашнего вице-короля Новой Испании, гнусного коррупционера и вымогателя, написанных пиктографически с пояснениями на науатле и испанском.
Среди других свидетельств мезоамериканского происхождении текста Такер и Талберт указывают на изображения рыбы, опознанной ими как миссисипский панцирник (Atractosteus spatula), речного рака (Cambarellus montezumae) и банального оцелота (в окраске которого голубой пигмент был использован вместо отсутствующего у автора манускрипта серого), дикого барана (Ovis canadensis mexicana) и обыкновенного ягуарунди (Puma yagouaroundi cacomitli) — всего шесть видов.
ОК, растения и животные — это хорошо. Но кто же автор манускрипта Войнича в столь необычной «новосветской» трактовке?
Учёные заявляют, что, согласно Кортесу, ацтекская элита имела доступ к значительным объёмам письменной информации, крупным библиотекам. Как хорошо знают жители нашей страны на примере прошлого столетия, приход вооружённых европейцев может сопровождаться сжиганием ими книг на местных языках — и именно это сделали испанцы в XVI веке. Что там было — мы поэтому по сути не представляем. Однако для инкорпорирования нового поколения местной элиты её представителей принимали в школы, где учили письменности на основе латиницы, европейской манере рисования и прочему. Вышеупомянутый Libellus de Medicinalibus Indorum Herbis («Ацтекский травник») представляет собой самый яркий из памятников, оставленный людьми ещё с традиционным ацтекским образованием (сalmécac), которые, однако, затем попали в испанский Колехио Санта-Крус де Тлателолько, — Мартином де ла Крусом и Хуаном Бадиано (их ацтекские имена неясны). Книга не стала, разумеется, эффективным средством интеграции ацтекских знаний в европейскую культуру: множество показанных там растений до сих не идентифицировано, что, учитывая крайнее видовое разнообразие флоры Мезоамерики, более чем понятно.
Более успешным оказалось перенимание европейцами весьма зрелищных внешних форм ацтекских знаний — ботанических садов, до завоевания существовавших как минимум в полудюжине городов империи ацтеков. Эта мода как раз весьма быстро распространилась по Европе.
Тем не менее значительная часть знаний той поры попросту исчезла без следа, и автор манускрипта Войнича мог быть человеком вроде Мартина де ла Круса, погибшим от эпидемии европейской или местной болезни (так после испанского завоевания выкашивались многие миллионы мексиканцев). Осуществив собственную попытку адаптации алфавитного или слогового письма на основе латинской письменности под родной язык, подобно известному внедрению письменности индейским вождём Секвойей в США XIX века, этот гипотетический мексиканец вполне мог быть носителем одного из диалектов науатля, включая такой, который исчез после упомянутых эпидемий. Учитывая, что до наших дней вымерло таким образом не менее 30 диалектов науатля, задача расшифровки текста представляется весьма сложной и всё-таки в принципе реальной.
Но остаются и нерешённые вопросы: пергамент датируется началом XV века, хотя мог быть написан после счистки европейского оригинала; неясно и назначение некоторых частей текста. Но в целом атрибутирование манускрипта, сделанное Артуром Такером и Рексфордом Талбертом, выглядит весьма интересной заявкой на успешную интерпретацию одной из самых загадочных рукописей в истории человечества.
Отчёт об исследовании опубликован в журнале HerbalGram (доступен полный текст). Александр Березин
Впрочем, то же исследование совершенно не внесло никакой ясности в вопрос о том, что именно записано в 170 тысячах непонятных знаков рукописи Войнича. В ней не нашлось статических аналогов ни артиклей, ни глаголов-связок (то есть ситуация там ближе к современному русскому, чем, скажем, к английскому). Западноевропейскими языками в манускрипте не пахнет ещё и по морфологии.
Единственное, на что оставалась надежда как на ключ к языку рукописи, — это зубец стены замка того же типа, что можно видеть на башнях Кремля и что появился в Италии в начале XV столетия (то есть одновременно с манускриптом).
«Ацтекский травник» (вверху) и манускрипт Войнича (внизу) изображают растение, которое авторы считают Ipomoea murucoides и близкородственным I. arborescens. (Здесь и ниже иллюстрации A.O. Tucker, R. H. Talbert.)
Между тем там много изображений растений — казалось бы, чего же боле? Беда в том, что опознать эту флору не удавалось, то есть никак и совершенно, из-за чего возникло предположение о том, что перед нами некая ботаническая фантастика, искать в которой ключи к реальному миру бессмысленно.
Что ж, дорогие дамы, похоже, дело было не в том, что таких растений не существует, а скорее в том, что саму возможность изображения таких растений на страницах манускрипта Войнича никто не предполагал. Пара американских ботаников, Артур Такер (Arthur O. Tucker) и Рексфорд Талберт (Rexford H. Talbert), решила, что может исправить эту ситуацию.
В частности, они выяснили, что «Libellus de medicinalibus indorum herbis» 1552 года (он же «Ацтекский травник») — перевод ныне утраченного 63-страничного травника на науатле — содержит изображение растения Ipomoea murucoides, в то время как иллюстрация рукописи Войнича явно показывала его родственника — I. arborescens. Почему это не пришло никому в голову раньше? Ответ прост: оба растения свойственны Новому Свету, где европейцам первой половины XV века, предположительно, делать было нечего.
Чтобы избежать неприятного вопроса о том, как всё это стыкуется, исследователи предпочли заявить, что первые письменные упоминания документа, «похожего» на рукопись Войнича, относятся к 1576 году. Мол, с 1521 года, когда испанцы завоевали империю ацтеков, оставалось ещё полвека до этой даты, так что проблем с анахронистичностью здесь нет.
Более того, авторы настаивают, что источник знаний, описанных в манускрипте, не вполне, что называется, европейский. Так, в его иллюстрациях присутствуют различия между Viola bicolor и V. Tricolor, которые в западной ботанической науке вообще стали известны в XX веке. Очевидно, делают они вывод, над манускриптом работал кто-то, кто знал растения Мезоамерики лучше европейцев XV–XVI столетий.
Есть там и другие виды явно «новосветского» происхождения; среди них кактусы Opuntia spp. и, быть может, Opuntia ficus-indica. Транслитерация с манускрипта идентифицирует надпись под ним как nashtli — то есть близко к nochtli на науатле — языке, использовавшемся и ацтеками и бывшем исходным для переводного «Libellus de medicinalibus indorum herbis» 1552 года.
Попытка дешифровки основания на таких созвучиях имеет резон, но авторы работы подчёркивают, что здесь надо быть предельно осторожными: испанские переводы травников могут быть неполны, а множество слов, обозначавших растения в науатле XVI века, нам сейчас неизвестны. И добавляют: «Поскольку по образованию мы ботаники и садоводы, а не лингвисты, наши жалкие попытки составления каталога слогов/алфавита для языка манускрипта Войнича стоит рассматривать не как нечто законченное, а лишь как исходную точку для будущих изысканий».
Но тут они скромничают. Эти садоводы-огородники подошли к манускрипту со всех сторон. В частности, привлекая результаты более ранних анализов 2009 года, они показали возможное наличие в чернилах манускрипта компонентов, несвойственных книгам и картам XVI века, включая, быть может, атакамит. Как легко догадаться из названия, это вещество также происходит из Нового Света, и наличие такого компонента в европейском манускрипте того времени следует признать сомнительным.
Кстати, о минералах. На одной из страниц манускрипта показана структура болеита — опять-таки мексиканского происхождения; точнее даже так: он мог быть добыт всего из трёх шахт Нижней Калифорнии.
Но вернёмся к растениям. Серьёзным доводом против того, что в манускрипте Войнича описываются реальные живые существа, выступают некоторые иллюстрации, где те или иные части растений преувеличены или выглядят «пересаженными» не на своё место.
Авторы сообщают, что один из них на протяжении 36 лет преподавания в Университете штата Делавэр (США) постоянно отмечал у студентов всех курсов ровно такие же особенности зарисовки растений в блокнотах, лекционных и полевых материалах: по наиболее запоминающимся чертам, выделяющим растения среди других. Часто иллюстрации состояли из деталей, которые внешне не были похожи на реальные растения, а лишь соединяли его колючки с посторонним, казалось бы, предметом, который входил в состав названия того или иного растения.
Именно так они склонны объяснять иллюстрации манускрипта типа той, что относят на счёт Psacalium peltigerum: растение в целом изображено точно, однако цветки — преувеличенного размера. Что, замечают авторы, может означать их важность в медицинском или мнемоническом смысле (если в их названии содержится слово «цветок», например). Аналогичные догадки высказаны ими для предполагаемых Manihot rubricaulis, а также для ряда иллюстраций работы XVII века «Rerum Medicarum Novae Hispaniae Thesaurus, seu, Plantarum animalium, Mineralium Mexicanorum Historia». Иными словами, «сокращательно-трансплантологическая» метода изображения растений, показывают исследователи, была свойственна не только неведомому знатоку Нового Света, писавшему манускрипт Войнича, но и современным ему европейским авторам, а равно и североамериканским студентам XX века.
Завершая ботаническую часть, авторы работы утверждают, что представленные в манускрипте растения, которые им удалось идентифицировать напрямую или с учётом условности их изображения (то есть 37 из 303), представлены от Техаса и Калифорнии на севере до Никарагуа на юге, и наиболее вероятным местом, где их можно увидеть одновременно, следует считать центральную Мексику.
В попытке найти связи между манускриптом Войнича и текстами из этого региона наши эрудированные ботаники проштудировали ряд так называемых ацтекских кодексов и обнаружили, что многие символы манускрипта Войнича имеют подобия в Кодексе Осуана — сборнике жалоб индейского населения на тогдашнего вице-короля Новой Испании, гнусного коррупционера и вымогателя, написанных пиктографически с пояснениями на науатле и испанском.
Среди других свидетельств мезоамериканского происхождении текста Такер и Талберт указывают на изображения рыбы, опознанной ими как миссисипский панцирник (Atractosteus spatula), речного рака (Cambarellus montezumae) и банального оцелота (в окраске которого голубой пигмент был использован вместо отсутствующего у автора манускрипта серого), дикого барана (Ovis canadensis mexicana) и обыкновенного ягуарунди (Puma yagouaroundi cacomitli) — всего шесть видов.
ОК, растения и животные — это хорошо. Но кто же автор манускрипта Войнича в столь необычной «новосветской» трактовке?
Учёные заявляют, что, согласно Кортесу, ацтекская элита имела доступ к значительным объёмам письменной информации, крупным библиотекам. Как хорошо знают жители нашей страны на примере прошлого столетия, приход вооружённых европейцев может сопровождаться сжиганием ими книг на местных языках — и именно это сделали испанцы в XVI веке. Что там было — мы поэтому по сути не представляем. Однако для инкорпорирования нового поколения местной элиты её представителей принимали в школы, где учили письменности на основе латиницы, европейской манере рисования и прочему. Вышеупомянутый Libellus de Medicinalibus Indorum Herbis («Ацтекский травник») представляет собой самый яркий из памятников, оставленный людьми ещё с традиционным ацтекским образованием (сalmécac), которые, однако, затем попали в испанский Колехио Санта-Крус де Тлателолько, — Мартином де ла Крусом и Хуаном Бадиано (их ацтекские имена неясны). Книга не стала, разумеется, эффективным средством интеграции ацтекских знаний в европейскую культуру: множество показанных там растений до сих не идентифицировано, что, учитывая крайнее видовое разнообразие флоры Мезоамерики, более чем понятно.
Более успешным оказалось перенимание европейцами весьма зрелищных внешних форм ацтекских знаний — ботанических садов, до завоевания существовавших как минимум в полудюжине городов империи ацтеков. Эта мода как раз весьма быстро распространилась по Европе.
Viola bicolor, распространённая в Новом Свете, отличается от своего аналога Viola tricolor из Старого света, и, как показывают авторы, знание о ней исключает версию о европейском происхождении манускрипта.
Тем не менее значительная часть знаний той поры попросту исчезла без следа, и автор манускрипта Войнича мог быть человеком вроде Мартина де ла Круса, погибшим от эпидемии европейской или местной болезни (так после испанского завоевания выкашивались многие миллионы мексиканцев). Осуществив собственную попытку адаптации алфавитного или слогового письма на основе латинской письменности под родной язык, подобно известному внедрению письменности индейским вождём Секвойей в США XIX века, этот гипотетический мексиканец вполне мог быть носителем одного из диалектов науатля, включая такой, который исчез после упомянутых эпидемий. Учитывая, что до наших дней вымерло таким образом не менее 30 диалектов науатля, задача расшифровки текста представляется весьма сложной и всё-таки в принципе реальной.
Но остаются и нерешённые вопросы: пергамент датируется началом XV века, хотя мог быть написан после счистки европейского оригинала; неясно и назначение некоторых частей текста. Но в целом атрибутирование манускрипта, сделанное Артуром Такером и Рексфордом Талбертом, выглядит весьма интересной заявкой на успешную интерпретацию одной из самых загадочных рукописей в истории человечества.
Отчёт об исследовании опубликован в журнале HerbalGram (доступен полный текст). Александр Березин
Комментариев нет:
Отправить комментарий