Сергей Губанов: «Альтернативы суверенизации собственности нет, кроме краха России»

Главред журнала «Экономист» о том, при каких условиях в стране возможна неоиндустриализация и почему народ уже нельзя успокоить деньгами

«Ничего более поучительного, чем советский опыт, в мировой истории не существует», — считает известный экономист, профессор Сергей Губанов, который убежден, что экспортно-сырьевой модели роста экономики России больше не будет, а тот рост, который был в последние годы, по большей части чисто инфляционный, дутый. В развернутом интервью «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, в чем ошибаются не только либералы, но и экономисты Хазин и Глазьев, а также почему модель бизнеса КАМАЗа «дофордовская».

«КОГДА-ТО КОНКИСТАДОРЫ ВЫМЕНИВАЛИ У ТУЗЕМЦЕВ ЗОЛОТО ЗА СТЕКЛЯШКИ, ТЕПЕРЬ ЖЕ ВАШИНГТОН ОБХОДИТСЯ БЕЗ НИХ»

— Сергей Семенович, ваш журнал «Экономист» еще в начале 2012 года предсказывал, что России грозит рецессия, хотя тогда и цены на нефть были высокими, да и вообще казалось, что все будет хорошо. По вашему мнению, почему же все-таки рецессия началась? Были внешние причины или это только внутрироссийские проблемы?
— Высокая вероятность автономной рецессии в нашей стране (без рецессии в «большой семерке») отмечена в статье, опубликованной в январе 2012 года под названием «Вероятна ли мировая рецессия-2012?». И то было не первое предостережение. Ему предшествовал двухчастный вывод, сделанный мной еще в 2008 - 2009 годах в антикризисном цикле передач Марата Мусина на радиостанции «Говорит Москва». Первая часть состояла в том, что Россия не вернется к высоким темпам экспортно-сырьевого роста. Вторая часть сформулирована более жестко — сырьевого роста у России не будет больше никогда. Обе оценки появились задолго до январской статьи 2012 года. Естественно, для них были свои основания.
— И почему же сырьевого роста не будет никогда? Почему сломалась та модель, которая до этого успешно действовала, на основе которой мы жили?
— Позвольте уточнение: успешно экспортно-сырьевая модель не действовала. Единственное, что она могла дать и давала, — это фиктивный рост ВВП, инфляционный, дутый (в 2003 году я назвал его ростом без развития). Такого рода рост вызван инфляцией нефтедоллара. Бешеного импорта инфляции не видят разве что «спецы» из числа ретролибералов вроде Алексея Кудрина и Евсея Гурвича. Они взялись анализировать факторы роста до кризиса 2008 года, хотя здесь нечего анализировать, ибо единственный и главный фактор указан наукой давно — инфляция нефтедоллара.
Подчеркиваю, речь идет именно о нефтедолларе. Нельзя рассуждать об абстрактном американском долларе, которым оперирует Михаил Хазин, ожидая его краха со дня на день. США устроили систему двух долларов: один — внутренний, для внутреннего хождения, он на 99 процентов электронный, безналичный; второй — внешний, в виде резервной валюты для остального мира. В чем здесь особенность? За покупательную способность внешнего доллара ответственности США не несут и товарных обязательств на себя не принимают. В обмен на «резервный доллар» США готовы предоставлять какие угодно биржевые бумаги (акции и облигации), но только не реальные товары, не технологии, не рабочие места. Товарной массой обеспечивается лишь внутренний доллар.
С помощью внешнего доллара как мировой резервной валюты США утилитарно выкачивают ресурсы из остального мира, обменивая реальное на виртуальное и товарное на бестоварное. Когда-то конкистадоры выменивали у туземцев золото за стекляшки, теперь же Вашингтон обходится без стекляшек — достаточно бумажек. Таким образом нефтедоллар обслуживает неэквивалентный товарообмен, выступая рычагом утверждения мирового господства США, или глобализации по-американски. Система двух долларов чрезвычайно проста, когда она распознана. К сожалению, многие люди, которые воображают крах доллара, зачастую остаются слепцами. Они не видят фундаментальных закономерностей современного экономического мира, не видят того прискорбного факта, что постсоветская Россия сделалась сырьевой колонией империализма доллара. Поэтому наша страна вывозит сейчас товары, а взамен ввозит инфляцию.
— И это значит...
— Это значит, что инфляция нефтедоллара была основным фактором сырьевого роста. Чем больше нефтедолларов выпускается ФРС США и вбрасывается в мировое обращение, тем выше цены на нефть, газ, черные и цветные металлы, зерно, древесину и прочее сырье. В нефтедолларовом выражении объем ВВП России тогда распухает, хотя в физическом почти неизменен. Кривое монетаристское зеркало искажает реальность: кажется, будто национальное богатство прибывает, тогда как на самом деле оно убывает. Действительно, страна остается и без вывезенных ресурсов, и без продуктов их индустриальной переработки, и без производства новых рабочих мест. Национальный промышленный комплекс хиреет, теряя загрузку, занятость и мощности. Внутренний мультипликатор добавленной стоимости падает. Расширяются только деиндустриализация, компрадорская рента, социальное неравенство и социальная деградация — в науке, инфраструктуре, образовании, здравоохранении, культуре, спорте, ЖКХ и т. д.
Достаточно элементарной математической формализации, чтобы понять, что экспортно-сырьевая модель означает не больше, чем игру с нулевой суммой. Почему? Когда на внешнем рынке дорожает сырье, то дорожают и промышленные товары. Кто дороже продает, тот дороже и покупает. Вслед за удорожанием экспорта наступает удорожание импорта. Статистический анализ ясно показывает это, особенно на среднесрочном интервале (5 - 7 лет). По интегралу выходит полностью нулевой баланс: сколько выиграно на экспорте, столько проиграно на импорте. Так и должно быть, ведь инфляция затрагивает обе части уравнения: как экспорт, так и импорт. Мораль проста: экспортно-сырьевая модель не обогащает, а истощает Россию.
Люди с однофакторным мышлением видят одну часть уравнения, упуская вторую. Так, предсказуемой близорукостью страдают ретролибералы. Постановка вопроса о факторах экспортно-сырьевого роста в исполнении фигур типа Алексея Кудрина, Владимира Мау, Алексея Улюкаева, Евсея Гурвича является сугубо идеологической. С точки зрения науки, ретролибералы лишь профанируют истину, ибо интересы России ниже для них, чем интересы олигархически-компрадорского и зарубежного капитала.
Приведу наглядную иллюстрацию дутого, инфляционного характера экспортно-сырьевого роста. В долларовом выражении ВВП России с 2000 по 2008 год увеличился примерно в 7 раз. Представляете: за 9 лет ВВП возрос семикратно — причем в долларах, вроде как реально. Однако по покупательной способности в расчете на душу населения, когда пересчитываем динамику в сопоставимых ценах, получаем прирост всего на 27 процентов — за те же 9 лет.

«НАИВНО РАССЧИТЫВАТЬ НА РАЗВИТИЕ ПРИ ОПОРЕ НА «ЭКОНОМИКУ ТРУБЫ»

— Почему возникла такая диспропорция?
— Потому что вместо развития компрадорская Россия довольствуется нефтедолларовым пузырем: инфляция нефтедоллара надувает его, а дефляция — сдувает. Насос находится не в России, а за океаном. Поэтому экспортно-сырьевая модель заведомо колониальная и вассальная. Она держит Россию на привязи империализма доллара, который и погоняет компрадорским режимом.
То же самое подтверждают и фундаментальные индикаторы, например, количественный и качественный уровень производительных сил. Кстати, нами найдено решение интересной задачи об измерении и сопоставлении производительных сил любых стран — в машинных работниках. Соответствующий показатель можно исчислять достаточно оперативно, ежеквартально и даже ежемесячно.
— Какова оценка по этому показателю?
— Как выясняется, суммарные производительные силы нашей страны до сих пор меньше величины 1990 года, утраченный уровень не восстановлен. Причем в советское время основная масса машинных работников создавалась внутри страны, нашим машиностроительным комплексом, а теперь внушительная их часть импортируется.
Еще один фундаментальный показатель — электроэнергия. Разве увеличился в 7 раз объем генерируемой электроэнергии? Несмотря на попытки уйти от детерминированной зависимости между потребляемой энергией и ВВП (decoupling), сделать этого не удается ни одной стране мира. Когда вводятся «зеленые» источники, то происходит не сокращение энергопотребления, а замещение мощностей в структуре энергобаланса: промышленно развитые страны, продвигаясь по пути новой, цифровой и технотронной индустриализации, уходят от сжигания углеводородов к постнефтяной энергетике. Успехи неоиндустриализации в области электроэнергетики особенно характерны для ведущих европейских стран. Отнюдь не случайно именно на европейском направлении появились жесткие ограничения для экспортно-сырьевой модели и нефтедоллара. Все замыкается здесь.
Что же у нас с объемом производства электроэнергии? Он тоже не восстановлен. Не хватило 25 лет, чтобы выйти на дореформенный, советский уровень. О каком росте реального богатства можно говорить? По сути, о нулевом. Да и наивно было бы рассчитывать на развитие при опоре на сырьевой экспорт, на «экономику трубы».
Наконец, еще факт: если взвесить компоненты 27 процентов прироста покупательной способности, то наибольшая доля получается за счет того, что населения стало меньше, словом — за счет вымирания наших соотечественников.
— Вы хотите сказать, что такие программы демографического стимулирования, как, например, материнский капитал, не работают?
— Статистика продемонстрировала первоначальный эффект по линии рождаемости. Но это мало помогло. В лучшем случае, если смотреть демографические данные, имеем нулевой рост. Скорость вымирания в стране все равно выше естественной. Рождаемость не перекрывает противоестественную смертность.
— Так власти как раз недавно докладывали, что смертность у нас снизилась.
— Она снизилась точно так же, как повысился уровень жизни — главным образом в правительственных реляциях, на бумаге. Чиновникам в радость даже нулевой демографический прирост. Для компрадорского строя недостижимо маячат советские 1 - 1,2 процента роста в год. Советское здравоохранение, как бы его ни критиковали, справлялось со своей задачей, оно позволяло Советскому Союзу быть растущей страной, а не вымирающей. Конечно, социальное здравоохранение действовало в одной упряжке со всей планово-централизованной системой, включая доступность и качество лекарственных препаратов и предметов потребления, сеть общественного питания, школьные и дошкольные учреждения, массовую физкультуру, жесткие продовольственные стандарты — население не травили суррогатами, фальсификатами, синтетическими добавками.
Как видим, анализ по всем ключевым позициям выявляет фиктивность того роста, какой фиксировался до кризиса 2008 - 2009 годов. Бурно нарастал главным образом импорт нефтедолларовой инфляции. По ряду причин для США в то время было выгодно держать «разводненный» нефтедоллар, потому что речь шла о захвате командных высот в странах прежде всего бывшего СССР: Россия, Украина, Казахстан, Средняя Азия. В Прибалтике американский капитал давно уже ходит в безраздельных хозяевах.
— Как же Беларусь?
— Беларусь пока упирается, но стратегически расстановку сил проигрывает, ибо там тоже отсталая, дезинтегрированная и затратная экономическая система, чего, увы, не осознает команда Александра Лукашенко. Плюс лишь в том, что до власти еще не дорвались компрадоры. Даже в Китае американский капитал уже захватил очень приличные позиции. Все это благодаря разводненному, инфляционному нефтедоллару.
Еще важный момент — инфляция или дефляция нефтедоллара полностью зависят от интересов США и абсолютно не зависят от интересов России. Россия никак не может влиять на количество нефтедолларов, которые Штаты решают вбросить в мировой оборот.

«В РАМКАХ КОЛИЧЕСТВЕННОГО СМЯГЧЕНИЯ ФРС США НЕ НАПЕЧАТАЛА НИ ОДНОГО ДОЛЛАРА»

— А что тогда делать России, чтобы не зависеть? Отказаться от нефтедолларов? Не продавать сырье?
— Сначала нужно дополнить аналитическую картинку: какие основания были в 2008 - 2009 годах для категорического вывода, что сырьевого роста у России больше не будет. Назову несколько существенных причин. Первая причина — успехи неоиндустриального, высокотехнологического развития в промышленно развитых странах. Ретролибералы кормят Россию басенками и убогими домыслами о «постиндустриальном обществе», а промышленно развитые страны после кризиса 2001 - 2003 годов совершили дружный разворот к новой индустриализации в инфраструктурных секторах, прежде всего в электроэнергетике. Наиболее выраженным неоиндустриальный поворот был в европейских странах, прежде всего в германоцентричном ядре Евросоюза.
Между прочим, пока еще мало специалистов видят оформление германоцентричного ядра ЕС. Это очень интересное явление, которое удалось зафиксировать благодаря анализу того, каким образом выходили из кризиса 2008 года европейские страны. Исследование привело к неожиданному результату, поскольку выявилась группа стран с идентичными, как под копирку, траекториями антикризисного движения.
— Назовите эти страны. Германия, Австрия...
— Еще Франция, Швейцария, Италия, Бельгия, Дания, Скандинавия, Венгрия, Эстония, а также Польша, Чехия и Словакия. Перед нами феномен, который недооценивается, хотя он ощутимо влияет на наш внешнеторговый оборот. Когда приходится иметь дело с перечисленными странами, то формально двусторонние отношения оказываются в основе трехсторонними, потому что за каждой из них стоит еще Германия. Наблюдается занятная посткризисная новация, и она тоже ответственна за то, что на европейском направлении экспортно-сырьевой вектор компрадорской России стал усыхать.
Но главный фактор — это новая индустриализация в инфраструктурных секторах ЕС. Методичное замещение углеводородной энергетики постнефтяной, рециклинг ресурсов, энергоэффективные технологии влекут кардинальное изменение электробаланса. Исходя из его темпов в 2008 году мы спрогнозировали, что через 5 - 7 лет доля «зеленых» источников в электробалансе ЕС дойдет до 35 процентов. Достигнутый сейчас показатель немногим ниже — 34 процента. Но его вполне достаточно, чтобы гибко маневрировать спросом на нефтегазовое сырье и сбивать цены. В пересчете на нефтяной эквивалент «зеленые технологии» ежегодно экономят ЕС около 170 миллионов тонн нефти, и эта цифра будет только нарастать.
— А как же тогда наш газопровод в Китай?
— Китай — это восточное направление, но там будет не легче, чем на европейском. В любом случае экспортно-сырьевой рост у нас кончился, даже если цены на нефть сегодня подбросит вверх, что пока контрастирует со стратегическими интересами США. Могущественные имперские кланы (а в их составе Джордж Буш, Дик Чейни, Дональд Рамсфелд, Кондолиза Райс), которые за нефтедоллары скупили громадные куски собственности в остальном мире, не хотят, чтобы принадлежащие им куски обесценились. Отсюда нажим, чтобы нефтедоллар оставался сильным. Пока интерес американских собственников не пройдет, они будут оказывать существенное давление в сторону дорогого нефтедоллара и, следовательно, дешевой нефти. Но тут есть еще один интересный аспект.
Как я уже сказал, главный фактор — новая индустриализация в промышленно развитых странах, следствие — постнефтяная энергетика, расширение ее доли. Третий фактор — «новая норма» ФРС США, тоже крайне увлекательное явление. Полагаю, нам удалось разобраться в нем. Как выяснилось, это не просто количественное смягчение, когда ФРС якобы печатала доллары и забрасывала ими американские банки. Такое представление превратно. Я удивлю, наверное, многих, если скажу, что в рамках количественного смягчения ФРС вообще не напечатала ни одного доллара. Поток долларов лился по другим каналам, совсем в другую сторону, с особой целью.
— Это как?
— Проведена масштабная операция по спасению империализма доллара. Под видом количественного смягчения ФРС приняла на свой баланс неликвидные активы крупнейших американских банков, она стала просто мусорным баком банковской системы США. Ничего не печатала ФРС, обошлась записями на электронных счетах по статьям «резервных депозитов». Затем весь долговой хлам в объеме свыше 4,5 триллионов долларов через американскую банковскую систему и «дешевый нефтедоллар» Вашингтон умудрился разверстать на остальной мир, включая Россию. Долларовая разверстка послужила ключевым ходом комбинации, спроектированной ради глобального насаждения толлинговой схемы (когда оборотные средства и выручка принадлежат американским ТНК, а внутри опустошаемой страны остается только зарплата).
Дальнейшее было уже делом техники. «Новая норма» ФРС заставила страны, зависимые от доллара, расплачиваться за долги США своими ресурсами: нефтью, газом, древесиной, металлами, зерном, а главное — собственностью. Остальной мир даже не заметил, как попал в сети глобального долларового толлинга — в чем и состояла истинная цель «новой нормы». Теперь зоны долларизации во многом безвозмездно обогащают США: вывозят туда товарную массу, а обратно ввозят долговые обязательства. В итоге импортируют инфляцию вместо товаров. В толлинге заключена банальная империалистическая схема, которую ретролиберальные умники совершенно не видят, да и не хотят видеть.

«ПРОГРАММА ГЛАЗЬЕВА В КОМПРАДОРСКОЙ СИСТЕМЕ НЕРЕАЛИЗУЕМА, А В СУВЕРЕННОЙ ОТПАДАЕТ»

— Так наша двузначная инфляция оттуда?
— От толлинга и импорта долларовой инфляции. К большому сожалению, близоруко разглядывает картину даже наш хороший экономист Сергей Глазьев. Он считает демонетизацию ВВП происками Центрального банка, но не замечает, как компрадорская собственность и дерегулирование внешней торговли открыли двери для импорта нефтедолларовой инфляции. Поэтому главное — блокировать импорт инфляции.
— И как же мы можем его заблокировать?
— Можем, но сначала надо понять, почему экспортно-сырьевая модель есть модель импорта нефтедолларовой инфляции. Если исходить из точного анализа и общегосударственных интересов, то возможно проектировать действенные контрмеры. Без этого вопрос о том, что и как делать, просто-напросто беспредметен. Тогда реальные решения подменяются словоблудием, пустой говорильней. Нет ничего проще, чем призывать к смене денежно-кредитной политики. Но подобные призывы при всей их популярности исходят из неполноценного анализа ситуации. Полноценным может быть только системный анализ, который доходит до собственности на командные высоты экономики. Когда ЦБ вырывают из компрадорской системы, которая господствует, то направляют по заведомо ложным ориентирам. Получается, что система собственности в целом хороша, а плохо привинчен только отдельно взятый винтик. Нас призывают заниматься частностями и отдельными персонами, вместо того чтобы устранять грозный системный кризис.
— И все-таки как вы оцениваете политику ЦБ по таргетированию инфляции, демонетизации экономики, в чем обвиняет их Глазьев?
— Увы, Сергей Глазьев почему-то не обвиняет в импорте инфляции, который наносит гораздо больший ущерб. Опять же, демонетизация и экономический рост — где здесь причина, а где следствие? Быть может, деиндустриализация и малый объем реального ВВП есть причина демонетизации? Если потеряна масса промышленного капитала, откуда будет монетизация? Добавьте потерю амортизации, долларовый толлинг, офшоризацию экспортной выручки, сужение воспроизводства и товарной массы отечественного производства: откуда же взяться внутренней монетизации? Перед нами системные вопросы. Но они не ставятся. Вот и выходит, что вроде как хлестко критикуют ЦБ, да только критикуют беспредметно. Понятна забота об оборотных средствах предприятий, однако их нехватка — это тоже системное следствие, а не причина. В общем, программа Глазьева в компрадорской системе нереализуема, а в суверенной экономической системе отпадает.

«ПОСТСОВЕТСКАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ИЗНАЧАЛЬНО БЫЛА БЕСПЕРСПЕКТИВНОЙ»

— Тогда с чего надо начать?
— С понимания системного краха экспортно-сырьевой модели как модели господства компрадорской собственности. Постсоветская экономическая система изначально была бесперспективной. Система, навязанная ретролибералами по указке Вашингтона, оказалась на порядок архаичнее советской. Под флагом рыночных реформ нашу страну привели на путь зависимости и отсталости.
А надо было принципиально иное, надо было выходить на столбовую дорогу прогресса, указываемую законом вертикальной интеграции. Из советской системы, искореженной чередой предыдущих реформ, следовало убрать слабые звенья и дополнить передовые, чтобы сделать ее системой экономических стимулов к повышению качества продукции, снижению издержек, наращиванию товарного выпуска при росте производительности труда. Нам нужна была плановая система межотраслевого взаимодействия.
Реформаторы же, начиная с хрущевских, выхолостили советскую систему, сделали ее затратной и неэффективной. Снижение себестоимости подменили повышением цен, уничтожили всякую заинтересованность в производительности и качестве продукции, переориентировали капитальные вложения на инфляцию вместо НТП, исключили связь зарплаты с конечными результатами, превратили хозрасчет в прикрытие для накопления теневого капитала.
Будучи еще молодыми советскими экономистами, мы критиковали хозрасчетную систему за реакционность и неэффективность куда жестче, чем всякие ретролибералы. Для последних важно было любыми средствами низвергнуть советскую систему, под любым предлогом. Они брали научную критику системы как аргумент для политической контрреволюции. Напротив, мы стремились не разрушать, а созидать, имея в виду сделать советскую систему качественно обновленной, прогрессивной и эффективной, приведенной в соответствие с законом вертикальной интеграции и пригодной для больших исторических свершений.
— Но либералы, о которых вы говорите, пошли и свергли советскую власть.
— Советская власть пала, когда де-факто выродилась в антисоветскую. Нет ничего удивительного, что компрадорская идеология ретролибералов смыкается с асоциальной вообще и антисоветской в особенности. Вместо того чтобы пойти по пути межотраслевой интеграции, они направились по пути дезинтеграции и деиндустриализации.

«ПЕРЕДАТЬ В РУКИ НЫНЕШНЕГО ГОСУДАРСТВА КОМАНДНЫЕ ВЫСОТЫ ЭКОНОМИКИ — ВСЕ РАВНО ЧТО ПЕРЕДАТЬ ИНОСТРАННОМУ КАПИТАЛУ»

— Но почему именно они оказались на коне, а такие, как вы, остались не у дел?
— Это вопрос социальной расстановки сил и способа влияния на умонастроения масс. Политика предполагает вовлечение миллионов людей. А нашими трибунами были научные журналы не с миллионными тиражами. Тем временем носители продажной идеологии без зазрения совести работали за и на иностранные деньги. Поскольку рыночная экономика тождественна продажной и товаром сделалось все, включая ум, честь, совесть, к услугам тех, кто стал рупором продажной идеологии, оказался гигантский капитал. Именно поддержка иностранного и теневого капитала превратила ретролибералов во властителей дум миллионов. Ученые же, не предавшие общегосударственных интересов, но преданные антисоветской властью, оказались без средств влияния на общественное сознание, а порой вообще без средств существования.
С тех пор ситуация не очень изменилась. Но отечественная наука свою социальную функцию выполняет. С середины 1990 годов мы выковывали неоиндустриальный вектор развития России — в противовес «постиндустриальной» ахинее, нелепице рыночного саморегулирования и массе других идеологических мифологем. В борьбе с мракобесными догмами компрадорской идеологии выработана строго научная теория современного развития. Пройдя через горнило горячих дискуссий в академических и университетских центрах страны, она приняла форму неоиндустриальной парадигмы. Это не просто моя разработка, к ней причастно множество моих коллег. По большому счету в неоиндустриальной парадигме воплощен концентрат всего лучшего и передового, что есть в отечественной экономической мысли.
В 2000 - 2006 годах шла еще научная полемика, а в 2016 году, по недавним опросам, свыше 26 процентов населения поддерживают необходимость новой индустриализации. 10 лет назад концепция циркулировала только в академических изданиях и кругах, а сегодня она уже овладела общественным сознанием. Овладела, несмотря на отсутствие ее широкого освещения в СМИ: там больше представлен лепет ретролибералов, которые стращают население новой индустриализацией, будто вслед за тем начнутся сталинизм и тоталитаризм, произойдет возврат к 30-м годам прошлого столетия. Вопреки лживым страшилкам, 26 процентов населения понимают, с чем связана перспектива реального развития нашей страны. Конечно, ученых всегда радует, когда академическая идея перерастает в массовую. Негативный момент состоит в том, что компрадорская экономическая система в принципе непригодна для развертывания высокотехнологичной индустриализации России.
Вы задаете вопрос: что делать? Центробанк трогать? Проще простого было бы перетрясти ЦБ. Но что это даст? Кого бы сегодня ни назначили вместо Эльвиры Набиуллиной, монетарная политика будет той же самой. Если не видеть, что главный источник фонтанирующей инфляции — это ее импорт, то что можно сделать на посту председателя ЦБ? Ничего. Если не понимать, почему, откуда и по каким каналам идет импорт инфляции, то что можно противопоставить ей, как закрыть? Вот о чем идет речь.
— Тогда расскажите, наконец, как остановить импорт инфляции.
— Это возможно исключительно путем смены экономической системы и господствующей формы собственности.
— С чего надо начать?
— Начинать надо с приведения экономической системы в соответствие с приматом суверенных интересов России и законом вертикальной интеграции. Который не допускает извлечения прибыли из добычи сырья и промежуточного производства в целом. Это должна быть экономическая система, которая исключает продажность государства, инфраструктуры, земельной и социальной сферы, образования, здравоохранения, культуры, ЖКХ.
Суверенная экономическая система означает, что суверенитет над командными высотами нашей экономики находится в руках государства, которое защищает наши коренные интересы. Нынешнее же государство является компрадорским и асоциальным, точнее — кланово-компрадорским. Если даже передать в его руки командные высоты экономики, то это все равно что передать их иностранному капиталу.

«ДЕНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ЗАСТАВЛЯЕТ РОССИЮ РАБОТАТЬ ПРОТИВ САМОЙ СЕБЯ»

— Кстати, тема приватизации госпредприятий широко обсуждается. Время ли для этого? Нужно ли это делать?
— Делать приватизацию путем денационализации не нужно было вообще. Моя позиция такова: поскольку многоукладность объективна (чего, увы, не признавала советская политэкономия), достаточно легализовать частную собственность, а дальше пусть поднимается на своих ногах, производительным образом. Пускай она растет там, где в состоянии расти и где ни в коем случае не будет расти за счет налогоплательщиков. Нет ничего проще, чем создавать частную собственность за наш с вами счет, — это банальная схема вороватого Чубайса и «чубайсят». Какие тут сложности? Урвал из бюджета средства, прикарманил их и на деньги налогоплательщиков накупил себе активов. Приватизация посредством денационализации должна быть исключена начисто. В отдельных случаях частному капиталу допустимо передавать государственную собственность в аренду.
— Получается, что сейчас надо все национализировать?
— Не все. В суверенной собственности должны быть командные высоты экономики. Суверенитет над ними суть императив в такой стране, как наша: у нас многонациональная страна. Так, именно в суверенной собственности должна быть земля — не в этнической, не в персонифицированной, не в частной. У населения при этом будет право бессрочного и бесплатного землевладения. Какие проблемы? При государственной собственности на землю пресекается огромный канал утечки богатств за рубеж, удешевляются продукты питания, жилье, инфраструктура, исчезают спекуляция землей и коррупция, сохраняются сотни тысяч жизней. Тогда правительство будет думать не о том, к примеру, чтобы экспортировать пищевое зерно. Сегодня компрадорская система кормит наше население зерном, предназначенным для скармливания скоту. Россия перестала быть страной натурального хлеба и мясомолочного животноводства.
— Зато экспорт зерна бьет рекорды.
— Из страны вывозится продовольственное зерно. Для нашей мукомольной промышленности остается фуражное. Вместо сливочного масла и, на худой конец, маргарина используется пальмовое масло, притом еще техническое. Нет государственных продовольственных стандартов, нет действенной социальной защиты здоровья и жизни потребителя. За частные прибыли расплачиваемся убылью людей.
— Что еще относится к командным высотам кроме земли?
— Социальная инфраструктура, электроэнергетика, железные дороги, морской и авиатранспорт, предприятия оборонной промышленности, стратегически важные комплексы, которые определяют в цепочках добавленной стоимости ядро или финальную продукцию: образование, здравоохранение, культура. Но в первую голову все-таки земля. Архиважно, чтобы земельный вопрос не был источником межнациональной и межэтнической розни, чтобы исключалось извлечение частной и чиновничьей земельной ренты, не увеличивались расходы промышленных предприятий, суммы коммунальных платежек и арендной платы, затраты жилищного строительства — все это социальные издержки. Они оборачиваются компрадорской прибылью, которая становится добычей иностранного капитала и убылью нашего населения. В общем, денационализация заставляет Россию работать против самой себя, на свое самоуничтожение.
— Но ведь у нас много государственной земли, которая простаивает. Поля стоят пустые. Уже в Сибири предлагают брать по гектару земли.
— У нас стоит около 44 миллионов гектаров пахотной земли. Почему? Она приватизирована, а частника не заставить ни пахать, ни сеять. Он использует ее как объект финансовых спекуляций и махинаций.
В условиях компрадорской системы любые частные решения бесполезны. Поэтому приспособленные к компромиссу с ней программы, подобные «Хартии» московского экономического форума или «Экономике роста» Столыпинского клуба, сродни благим пожеланиям. Сработает только системное решение — о возвращении командных высот экономики в суверенную собственность. С этого надо начинать, для чего важна соответствующая расстановка политических сил. Альтернативы суверенизации собственности нет, кроме краха России. Надо понимать: произошел развал Союза, и те же самые разрушительные причины никуда не делись, они в силе и теперь вовсю работают на развал России.

«КТО ИЗ РЕТРОЛИБЕРАЛОВ ПОСМЕЕТ ПИСКНУТЬ, ЧТО BOEING МЕНЕЕ ЭФФЕКТИВНА, ЧЕМ ЧАСТНАЯ ЛАВОЧКА «РОГА И КОПЫТА»?»

— Так будет ли место частному бизнесу? Где его сфера?
— Будет. Теперь есть строгий критерий, с помощью которого точно разграничивается, где частный капитал допустим, а где нет. Суть такова: частный капитал допустим там и постольку, где и поскольку он не в состоянии причинять социальные издержки. Например, ужасная катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС произошла из-за того, что в гидроэнергетике засел частный капитал. На шахте «Северной», на буровых, при космических, техногенных и транспортных авариях — аналогичный виновник. Все это сферы, где частный капитал категорически недопустим. На командных высотах экономики частной собственности делать нечего.
Стало быть, речь идет исключительно о стратегической национализации — не тотальной. Надо считаться с объективностью многоукладности, а не игнорировать ее. Незачем повторять ошибки советской политэкономии. Заодно следует отбросить лживые стереотипы ретролиберализма. Например, если ставится вопрос о развитии частного бизнеса, то первое условие — это развитие государственного сектора. Не будет малых предприятий там, где нет больших межотраслевых корпораций, способных предъявлять спрос на услуги и продукцию малых предприятий. На первый взгляд, это парадоксальное суждение. Но в действительности это экономический закон, которого ретролибералы не знают. Они кричат о развитии малых и средних предприятий, но совершенно не хотят развивать такие компании, как КАМАЗ и другие крупные заводы.
— А разве частный бизнес не эффективнее государственного?
— Высказывать столь заезженный тезис можно сколько угодно, но нет ни одного научного исследования, которое подтвердило бы его. Да, известны отчеты и статьи ангажированных экспертов Всемирного банка, МВФ. Разумеется, все выводы там предсказуемо в пользу приватизации. Но я общаюсь со своими академическими коллегами, в том числе западными, и знаю об их работах, где в противовес аналитикам Всемирного банка и МВФ убедительно доказывается противоположное. Так, согласно выводам немецких ученых, общественные банки не только не уступают частным по эффективности, но зачастую гораздо эффективнее. Такого рода данных можно привести много. Но ретролибералы почему-то умалчивают о них. Разве это объективный подход? Нет. Это свидетельство неуверенности в своей позиции, потому что если позиция корректна, то нет нужды прибегать к недобросовестным методам. А если позиция слаба, тогда приходится пускать в ход демагогию.
Еще один ключевой момент: в промышленно развитых странах государственный капитал организован как вертикально-интегрированный и корпоративный. Что такое Boeing? Это типичная смешанная, или конвергентная, собственность: 35 процентов за американским правительством, остальное — у так называемых институциональных инвесторов, среди которых, если поскрести, окажется много полугосударственных фондов. Самое главное, что вроде как частная корпорация Boeing на 80 процентов живет за счет государственных заказов, то есть на деньги налогоплательщиков. Кто из ретролибералов посмеет пискнуть, что корпорация Boeing, будучи на треть государственной по собственности и на 80 процентов — по заказам, менее эффективна, чем какая-то частная лавочка «Рога и копыта», которая торгует подержанными автомобильными запчастями? Корпорация Airbus вообще в полной правительственной собственности. И кто дерзнет заявить, когда полмира летает лайнерами Airbus, что эта корпорация менее эффективна, чем чья-то персональная компашка? Или Intel, General Electric, Microsoft, в капитализации которых прямая и косвенная доля государства превышает 50 процентов, менее эффективны. А где наши аналогичные корпорации? Где отечественные конкуренты иностранных ТНК? Ретролибералы и думать не думают о том.
При суверенной экономической системе, построенной по закону вертикальной интеграции и настроенной на общегосударственные интересы, Кремль начал бы мыслить совсем иначе. В таком случае он поставил бы перед собой задачу за 5 лет сформировать межотраслевые структуры, которые еще через 5 лет будут способны составить достойную конкуренцию западным транснациональным монстрам. Если это многоотраслевые структуры с вертикально-интегрированным строением, то это совершенно другая система управления, это стимулы для труда, контроль за капиталом. Системе чужих ТНК нужно противопоставить систему своих ТНК — вот чем надо заниматься.

«КОГДА ВЫВОЗЯТСЯ СЫРЬЕ, ПОЛУФАБРИКАТЫ, ЗЕРНО, ВЗАМЕН НУЖНО ВВОЗИТЬ РАБОЧИЕ МЕСТА»

— И все-таки вернемся к вопросу: как исключить импорт инфляции?
— При суверенной экономической системе нет ничего проще. Чтобы не было импорта инфляции, должна быть товарная эквивалентность импорта и экспорта, то есть товарную массу вывезли и эквивалентную товарную массу ввезли. Когда вывозятся сырье, полуфабрикаты, зерно, то взамен нужно ввозить рабочие места, добывая нужные технологии и оборудование всюду, где это возможно.
— Кто же нам даст технологии?
— Нам мало кто даст, но мы много чего можем добыть, если работать в общегосударственных интересах. Советскому Союзу тоже никто ничего не давал, но он умудрялся даже в 1920 - 1930-е годы заполучать то, что необходимо для индустриализации. Советский Союз использовал всю мощь своей планово-централизованной экономической системы, пользуясь противоречиями в капиталистическом мире, а они не исчезли.
— Но вместе с нефтью, газом, зерном из страны уезжают «мозги». Кто тогда будет делать новую индустриализацию? Им же неинтересно.
— Правильно, им неинтересно в компрадорской экономической системе — как, скажем, нашему Нобелевскому лауреату Андрею Гейму, который мечтает о современной индустриальной революции. Нынешняя система поднимает наверх всю пену, все паразитические отбросы общества. Они теперь наверху, командуют обществом и навязывают свою идеологию второсортности. А наука сильна тем, что у нее независимое мышление, потому как она опирается на факты, и навязать ей второсортную идеологию невозможно. Мы знаем, что мы вовсе не периферийная страна, как нам пытаются внушить. Мы центральная страна мира, но у нас периферийная, зависимая и третьесортная экономическая система. Наука не допускает ни грана колониального мышления: ни один ученый даже в кошмарном сне не помыслит себя человеком второго сорта. Если человек с купленным дипломом, то с ним все понятно. А человек науки всегда будет относить себя к вершине. Этим отличается профессиональный ученый от липового, потому что в своей сфере профессиональный ученый знает, на какой ступеньке по отношению к высшей он находится, кто впереди него, а кто позади. Так вот мы, будучи экономистами, прекрасно знаем наших ученых-технарей, наших выдающихся промышленников, наш потенциал и наши возможности.

«РАЗВАЛИЛИ СССР, И ЧТО — ПОСЛЕДОВАЛО ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ СИСТЕМНОГО КРИЗИСА? ТЕПЕРЬ ОН РАЗВАЛИВАЕТ РОССИЮ»

— Недавно в «Ведомостях» вышла статья Евгения Гонтмахера, в которой он пишет: «Углубляющийся системный кризис не обязательно выльется в новый 1917 год, но вылет на обочину миропорядка XXI века в таком случае России обеспечен». По вашему мнению, куда приведет Россию системный кризис? К развалу страны?
— Ретролибералы еще два-три года назад не признавали существования системного кризиса. Теперь они запели по-другому, повторяют то, что фундаментальная наука говорит с поздних советских времен. Тогда мы заявляли о системном кризисе советского строя, о бесплановости тогдашней планово-хозрасчетной модели, о потере исторической перспективы. Когда ретролибералы навязали антисоветский строй, то системный кризис не испарился, а усугубился. К чему это привело? К деиндустриализации и вымиранию России. Сегодня Гонтмахер затянул песенку о системном кризисе. Но спросите, что он подразумевает под системным кризисом. Он подразумевает совсем не то, что имеет в виду фундаментальная наука. У него свое представление: системный кризис возник, потому что мало-де частной собственности. Это типичная присказка, которая с подачи Джеффри Сакса тиражировалась еще при перестройке. Он заявился в горбачевский Кремль с циничным предложением: мы вам кредиты, а вы нам денационализацию. В этой продажной парадигме сидят все ретролибералы, и Гонтмахер в их числе.
Кроме того, он совершенно зря пугает скатыванием на обочину. А где сейчас компрадорская Россия — разве не на обочине прогресса? Давно уже на обочине, давно уже дала обмануть себя ложными целями. О том, собственно, и свидетельствует факт системного кризиса. Короче, не тем запугивает нас Гонтмахер, совсем не тем. Реальная угроза куда страшнее: если и на сей раз не справимся с системным кризисом, дело кончится развалом России — такова реальность наших дней. Страна трещит по швам, а нас стращают обочиной — с чего бы это и зачем? Не затем ли, чтобы мнимой угрозой отвлечь от настоящей?
Неверно, что системный кризис заканчивается крахом страны. Системный кризис заканчивается заменой старой социально-экономической системы на новую, исторически прогрессивную. Компрадоры развалили СССР, и что — последовало избавление от системного кризиса? Нет. Системный кризис моментально принял иную форму — деиндустриализации, массового обнищания и вымирания — и теперь разваливает Россию. Ретролибералы вроде Гонтмахера наводят тень на плетень: развалом страны из системного кризиса не выйти. Разрушение — это не преодоление. Из системного кризиса способна вывести только новая социально-экономическая система.
Гарантией того, что она будет эффективной, может служить лишь одно: она должна быть суверенной системой вертикально-интегрированного типа. Я ее называю государственно-корпоративной. Правда, сегодня фиктивными госкорпорациями это название дискредитировано. Поэтому говорю, во-первых, о системе конвергентного типа, во-вторых — вертикально-интегрированного, в-третьих — планово-регулируемого. Ни первого характерного признака суверенной системы, ни второго, ни третьего ретролибералы не произносят. Никто из них не указывает, что нам нужна планово-регулируемая система, никто не заикается, что нужна система вертикально-интегрированного типа, когда основным звеном становится межотраслевая цепочка добавленной стоимости и обеспечивается межотраслевое строение народного хозяйства — то, чего не было в советской системе, то, чего в то время не хотели понимать, путаясь в трех соснах отраслевого хозрасчета.
Говоря академическим языком, вперед, на магистраль неоиндустриального прогресса ведет такая социально-экономическая система, которая приведена в соответствие с законом вертикальной интеграции. Согласно данному закону, нельзя извлекать прибыль из сырьевого передела и промежуточных звеньев: высокотехнологическая рента обеспечивается только производством конечных продуктов — продовольствия, одежды, наукоемкой бытовой техники, инвестиционных товаров, технотронных промышленных изделий на экспорт и пр. Интегрированная экономическая система гарантирует производство автоматизированных рабочих мест, а значит, включает на полную мощность науку и машиностроительный комплекс, соединяя воедино добычу сырья и его индустриальную переработку в конечную продукцию с высокой добавленной стоимостью.
— А есть ли у нас свои инновационные технологии?
— Есть. Да, они сейчас преимущественно в сингулярном виде, они точечные. Компрадорская система не позволяет точечное развернуть в массовое. Могу привести такой пример: в Прикамье работает скромный заводик, который выпускает металлическую сетку. Так вот, без металлической сетки нашего завода Евросоюз не может напечатать ни одного евро. Это к вопросу о том, что у нас есть и чего нет. Подобных примеров масса. В каждой сфере существуют точечные достижения и точечные возможности. По каждому направлению имеются и кадры, и разработки, и мощности — пусть пока малочисленные или вообще в единичном числе. Свой потенциал и своих замечательных профессионалов нужно знать — нечего себя списывать. От ретролибералов на каждом шагу раздается, что мы не в состоянии самостоятельно производить одно, другое, третье, пятое и десятое. Но это талдычат далекие от жизни люди, которые ни разу не переступали заводской проходной, которые вообще не знают ни наших людей, ни наших возможностей, ни нашей техники. Мне известны примеры, когда на технике III поколения наши умельцы и энтузиасты развивают такую производительность труда, как на оборудовании V поколения.

«КАМАЗ ЗАСТРЯЛ В АРХАИЧНОЙ ВНУТРИФИРМЕННОЙ МОДЕЛИ»

— Тогда почему же, например, наш КАМАЗ надеется только на локализацию выпуска иностранных комплектующих?
— Думаю, что относительно представляю ситуацию КАМАЗа. К большому сожалению, автозавод застрял в архаичной внутрифирменной модели. Это проблема №1. Мне удалось побывать на КАМАЗе, выступить перед руководителями подразделений и служб, пообщаться со специалистами. Однако тогда была своя тема — о причинах и последствиях автономной рецессии. Предметные вопросы, например, об организационном строении или управлении результатами и затратами, в повестке обсуждения не значились. У КАМАЗа большое и диверсифицированное хозяйство, но оно слабо интегрировано и не настроено на конечные результаты, разобщены также интересы. Конечно, многие проблемы вызваны тем, что КАМАЗ работает в условиях компрадорской, антигосударственной по сути экономической системы. Но хватает и проблем внутрифирменного происхождения.
— Что вы имеете в виду?
— Во-первых, КАМАЗ не организован как вертикально-интегрированная цепочка добавленной стоимости и применяет последовательную схему организации производства вместо параллельной. Во-вторых, внутрифирменный механизм остается в разладе с принципом «точно вовремя». В-третьих, конкурентные преимущества топ-менеджмент связывает с ценой производства, а не ценой потребления. В-четвертых, нет системы стимулирования эффективности труда, нет непосредственной связи между зарплатой и вкладом конкретного работника в конечные результаты. В-пятых, интересы менеджмента не замкнуты на приращение наукоемкого капитала компании и рост его технического строения.
По организационной структуре, по управлению результатами и затратами КАМАЗ находится в дофордовском периоде. Компания привлекла немало иностранцев, но заполучить от них передовой корпоративный опыт структурной организации не удалось. И едва ли можно привнести прогресс со стороны, пока внутренние интересы не связаны с развитием. В общем, КАМАЗ не имеет адекватной модели развития. Правда, КАМАЗ в данном отношении не одинок — те же проблемы у АвтоВАЗа, ГАЗа, других автозаводов.

«СИСТЕМНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ ПРОИЗВОДЯТ ЛЮДИ, А НЕ ЦЕНЫ»

— Назовите мне, пожалуйста, хоть один завод, хоть одно предприятие в России, которое соответствует всем тем параметрам, о которых вы говорите.
— Можно назвать Обуховский завод, Вологодский оптико-механический, Краснокамский завод металлических сеток. Конечно, их масштаб скромнее, но они нашли эффективный способ решения аналогичных КАМАЗу проблем организации производства и мотивации работников.
В целом же по стране царит отжившая схема, когда коллектив из союзника и участника развития превращается в лучшем случае в оппортунистическую массу. Люди делают вид, что работают, а директорат делает вид, что платит — классическая схема топтания на месте. Разумеется, когда компрадорский слой в открытую торгует Родиной, то какие могут быть стимулы для основной массы трудящихся? Одни клокочут ненавистью по идеологическим или личным мотивам; другие, их меньше, сами стремятся приобщиться к компрадорам, чтобы обращать российское национальное достояние в офшорное, нероссийское.
Поэтому наша задача прежде всего в том, чтобы пробить тоннель к перспективе, убрав с пути продажную экономическую систему. В противном случае страну из системного кризиса не вывести, как бы ни перетасовывать правительство и государственное устройство.
— Так кто должен встать и сказать: «Мы идем таким путем!»
— Дело опять не в отдельно взятых людях. Это должна быть команда, общественная сила, с ног до головы и до мозга костей проникнутая общегосударственными интересами. Это должна быть общественная сила, достаточная для того, чтобы сломить хребет продажной экономической системе. Это очень солидная сила. Сегодня такой силы нет, но это не значит, что ее не будет завтра.
— Разве она успеет до завтра сформироваться?
— Думаю, что сегодня поворотный момент. Я не случайно указал на то, что 26 процентов населения связывают перспективу с новой индустриализацией. Это колоссальная подвижка. Еще год назад о таких умонастроениях трудно было мечтать, мало кто полагал, что новая индустриализация так скоро выйдет в массовом сознании на повестку дня.

«НЕФТЬ МОЖЕТ КРАТКОСРОЧНО ПОДСКОЧИТЬ ДО 100 ДОЛЛАРОВ ЗА БОЧКУ»

— Скажите, а станут ли низкие цены на нефть стимулом для новой индустриализации, смены экономической модели?
— Ничего подобного! Столь махровое заблуждение насаждают лишь ретролибералы. Господа Мау и Улюкаев распространяют свою выдумку, будто низкие цены на нефть чуть ли не автоматически приводят к смене экономической модели. Ретролибералы лучатся обычным пустословием. Системные изменения производят люди и социальные силы, а не цены. Опять же, причем здесь низкая или высокая цена на нефть? При системном кризисе автономная рецессия останется и при высоких ценах на нефть — по уже отмеченным причинам. Сырьевого роста, повторю, больше не будет.
Выскажу еще одну парадоксальную вещь. В 2012 году я сделал вывод, что нефтяные цены потянет вниз, а сегодня вижу возможность возврата огромной массы спекулятивного капитала на биржу нефти и краткосрочного всплеска нефтяных цен. Но! К сырьевому росту это не приведет. Почему? Потому что есть и контрфакторы. К уже названным добавлю еще отрицательную эластичность спроса по цене на наши нефтегазовые ресурсы со стороны Евросоюза. Чем выше будут цены, тем меньше будет физический спрос.
По итогам прошлого года цены ниже, а наша нефтедобыча ставит рекорды. Если не ошибаюсь, вместо 500 миллионов тонн нефти выдали аж 532. Это попытка компенсировать низкие цены. Но при этом ВВП, бюджет и зарплата все равно в минусе. Тем временем загрязняются огромные территории, причем даже те, таежные и тундровые, которые загрязнять категорически нельзя. Компрадорский клан кладет себе в карман ренту, а на Россию ложатся астрономические экологические и социальные издержки, которые на порядок выше, чем барыши в частных карманах.
Высокие цены на нефть были и в 2012 году, но это не мешало уверенно катиться к автономной рецессии. Теоретически всплеск нефтяных цен в 2016 году возможен. В одном из вариантов нефть может краткосрочно подскочить даже до 100 долларов за бочку. Это сейчас не исключено. Но это всего лишь один фактор, которому противостоят другие. Из-за толлинга слабый нефтедоллар Вашингтону все еще не нужен. Кроме того, США сами стоят уже на пороге большой рецессии, а в ее условиях цены на нефть и прочее сырье падают до себестоимости.
— И все-таки тренд на низкие цены на нефть долгосрочный?
— Цены и сырьевой рост — это абсолютно разные процессы. Гадать насчет нефтяных цен — значит не уважать науку. Я еще в 2008 году сформулировал святотатственное для ретролибералов суждение, чем вызвал массу нелицеприятной критики: о том, что рынок нефти полностью манипулируем. Это значит, что спрос и предложение сущая мелочь по сравнению с печатным станком ФРС США. Поэтому в долгосрочном интервале нефтяные цены научно не прогнозируемы, и рассуждать о них можно только в ипостаси шамана. Правильнее просто следить за руками фокусника. Надо внимательно следить за балансом ФРС. Если там прибавляются мусорные облигации американских банков, то по закону сохранения экономической материи это обернется приростом спекулятивного капитала и затронет цены на нефть.
— Что происходит сегодня?
— Пять ведущих американских банков, которые являются владельцами американской и лондонской нефтяной бирж, пока отключены от спекуляции нефтью. Они вышли из этого бизнеса в 2013 году по прямой указке администрации США. Я уже месяца два не заглядывал в текущий баланс ФРС, но в последний раз особых подвижек не было. Это свидетельствует о том, что в ближайшее время, по крайней мере, со стороны американского банковского капитала, серьезного спекулятивного давления на нефтяной рынок не будет. Но это не значит, что не будет давления через корпоративные спекулятивные деньги, а они достаточно большие. И начиная с февраля мы видим выраженный интерес корпоративного спекулятивного капитала к рынку нефти, потому что корпоративные облигации в США в нынешнем бизнес-цикле составляют отчетливый пузырь. Многие экономисты искали, где пузырь в США, и просмотрели, что это облигации, потому что именно корпоративные займы в облигационной форме стали наиболее выгодными после 2008 года.
Гадать по поводу долгосрочного тренда нефтяных цен бессмысленно — это все равно что гадать о помыслах спекулянтов. Сейчас просматривается лишь гипотетический вариант краткосрочного всплеска, ибо альтернативой выступает фантастическое снижение цен на золото, примерно до 250 - 300 долларов за унцию, что представляется ныне таким же маловероятным, как взлет цены на нефть до 100 долларов за бочку. Из двух этих невероятных пока событий в течение одного-двух лет мы все равно увидим, что в какой-то проекции координаты совместились. Однако спрогнозировать, в какой именно, невозможно. Нам известна только их инвариантная дистанция в такой проекции.

«ВСПЫШКА МАССОВОГО НЕДОВОЛЬСТВА СТАЛА ЛИШЬ ВОПРОСОМ ВРЕМЕНИ»

— Если все будет продолжаться так, как сейчас, то насколько хватит наших резервов, а главное, терпения людей?
— Золотовалютные резервы я бы в расчет вообще не брал. При чисто арифметическом счете их хватит меньше чем на год. Но дело не в этом. Даже если этих резервов хватало бы на 10 лет, сегодня невозможно покупать равнодушие людей к острым социальным проблемам, которые накопились. Причем накопились не из-за рецессии и падения уровня жизни, а из-за компрадорской системы и политики. Нельзя больше успокаивать население деньгами. Этот этап уже пройден. Расчет на то, что россиян по-прежнему можно обуздывать политикой подачек и умиротворения, теперь наивен. Глубоко заблуждаются в Кремле те, кто думает, будто держит ситуацию под контролем. Ничего подобного! Терпение страны на исходе. Похоже, вспышка массового недовольства стала лишь вопросом времени.
— Может, когда деньги закончатся?
— Нет. В 1917 году революционные события начались не потому, что хлеб в стране закончился, и даже не потому, что хлеб закончился в Питере: в других губерниях хлеба хватало. Проблема была не в этом. Проблема была в том, что народ до смерти устал от ненужной войны за англо-французские интересы и беспросветности. Если людей кормят фуражным зерном, как скот, то, есть этот хлеб или нет, особой роли уже не играет. Народу надоело скотское к нему отношение. А еще ему надоело отсутствие перспективы. Когда перспективы нет для подрастающего поколения, это уже критическая ситуация для нашего народа. Наш народ исторически запрограммирован на то, чтобы дети жили лучше, чем родители. Поколение 40 - 45-летних дало обмануть себя, оно обманулось и свое «проехало» — это те, кто приближался к совершеннолетию при развале Союза.
— А те, кому сегодня 20 - 30 лет?
— Они уже входят в новое поколение, которое задумывается, в какой они стране — вымирающей или процветающей. Плюс еще думают, какие рабочие места у них будут и какой социальный статус. Торговать Родиной это поколение не очень стремится. Из этого поколения торговать Родиной способны только 3 - 5 процентов без чести и совести, не больше. Вирус продажности много чего натворил, и основная масса уже насмотрелась, к чему привели ретролибералы во власти и собственности.
— Давайте поговорим о регионах, где и живут люди. Бюджет хотят секвестировать на 10 процентов. Как отразится нехватка бюджетных средств на отношениях федеральных властей и регионов? Если раньше регионы-доноры отдавали внушительную часть своих доходов центру, то теперь не сменится ли это идеологией: «Хватит кормить тех-то»? Что будет с аутсайдерами?
— Держать межнациональные, межрегиональные отношения на купле-продаже, на покупке лояльности региональных элит — это самое тупиковое и болезненное, что только можно придумать. Сейчас бюджет дефицитный, значит, средств для покупки региональной лояльности гораздо меньше. Соответственно, будет нарастать центробежная тенденция, хочет этого Кремль или нет. Будет еще вмешиваться иностранный капитал, он уже активно борется за свое влияние на региональные элиты. Все это опять же работает на разрыв единой ткани государственного организма страны. Эта ткань и так лоскутная. Если не менять систему, то нужно закручивать гайки. А если закручивать гайки — срывается резьба. Все!
Ресурсы компрадорского режима исчерпаны окончательно — их уже нет. По законам истории, а они не нами писаны, все беды в России закончатся антикомпрадорской революцией. Стараниями ретролибералов в России дошло до революционной ситуации: верхи не могут, а низы не хотят. Вопрос лишь в том, какие формы примет антикомпрадорская революция. Либо социальное большинство будет сорганизовано таким образом, что эта революция пройдет без особых эксцессов, либо события примут оборот, менее благоприятный для производительных сил нашей страны. Разрушительного варианта, разумеется, хотелось бы избежать. Поэтому сторонники первого варианта должны стремиться к максимальной организации и консолидации.
— Наша страна не может без революций?
— Слишком долго спали. Когда время и возможности эволюции растрачиваются впустую, как сделали ретролибералы и компрадоры, тогда единственный способ наверстывания — это социальная революция.

«НЕ МЫ ЗАКРЫВАЛИСЬ ОТ ВНЕШНЕГО МИРА, А НАПРОТИВ, ВНЕШНИЙ МИР НАС ЗАКРЫВАЛ»

— Где гарантия, что после революции будет лучше? Может, тот же системный кризис продолжится и даже углубится.
— Характер революции будет антикомпрадорским, если она выльется в революцию за стратегическую национализацию. Компрадорам нужна денационализация, а государственникам — ренационализация. Причем стратегическая национализация требуется не ради национализации, чего не понимают в КПРФ, а ради вертикальной интеграции нашего промышленного капитала. Суверенная экономическая система в любом случае на порядок эффективнее, чем компрадорская. Даже если это будет начальная и неразвитая форма суверенной экономической системы, уверяю, ее результативность многократно превзойдет то, что мы имеем сегодня. Самое главное, что вертикально-интегрированная экономическая система откроет перспективу развития, будет нацелена на производительность труда и новую индустриализацию России.
— При новой системе, о которой вы говорите, какие у нас будут отношения с миром, с Западом, с Востоком? Нам закрываться от всех стеной, превращаясь в Северную Корею, или как-то иначе действовать?
— Не думаю, что ситуация пойдет в русле тех страшилок, которые нагоняют ретролибералы, когда пугают новой индустриализацией. Есть масса примеров совершенно противоположного свойства, включая драматический опыт Советского Союза. И пока ничего более поучительного, чем советский опыт, в мировой истории не существует. На этом опыте надо еще учиться и учиться. А он учит тому, что не мы закрывались от внешнего мира, а, напротив, внешний мир закрывал нас. Например, ультиматум лорда Керзона. Не мы же устроили интервенцию в западные страны, наоборот, они устроили интервенцию против молодого советского государства.
В 1930-е годы Советский Союз не занимался установлением железного занавеса, как везде пишут ретролибералы, а всячески пробивал экономическую и политическую блокаду, упорно боролся за равноправные торговые и дипломатические отношения. Так, борьба Советского Союза за дипломатические отношения с США — это ведь борьба за открытие внешнего мира, борьба против железного занавеса. Не без помощи внешнеэкономических связей СССР осуществлял индустриализацию. Посмотрите на советский внешнеэкономический баланс, и многое станет ясно. Станет понятнее, в частности, и причина катастрофического голода 1932 - 1933 годов, потому что по внешнеэкономическим обязательствам предстояло вывезти энное количество зерна. Да, это тягостная страница, но не только из нее состоит наша история, которая включает огромный массив свершений и неудач Советского Союза.
Взгляните на Китай. Ему тоже после известных событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь в Пекине попытались устроить блокаду. Сколько это все продержалось? В современном мировом хозяйстве ни одна страна не может быть автаркической. Другое дело — кто устанавливает правила внешнеторгового обмена? Это вопрос силы государства и экономической системы. Для компрадорских режимов все устанавливает империя («Вашингтонский консенсус»), они полностью играют по правилам американского диктата. Это считается открытостью. При этом Вашингтон в одностороннем порядке и совершенно спокойно вводит санкции, невзирая на нарушение послевоенного мироустройства, правил международной торговли и геополитического общежития.
Что изменится, когда мы начнем отстаивать свои правила во внешнеэкономических отношениях с Вашингтоном? Да, Вашингтон взбеленится на несколько лет, но без России мировое хозяйство все равно не обойдется. Нельзя представлять дело во внешней торговле так, будто мы для кого-то менее нужны и важны, чем кто-то для нас. Россия очень нужна мировому хозяйству, и не только своим сырьем. Когда же у нас будет нормальная, а еще лучше — самая передовая экономическая система, то мы будем нужны в гораздо большей степени, чем сейчас. Тем более если пойдут распространяться наши технологии и рабочие места, как было в 1960-е годы, в период апофеоза мирового влияния Советского Союза.
Разве мы отгораживаем американцев от высоких технологий? Ничего подобного. Они же не отменили свой комитет, который запрещает экспорт высоких технологий в Россию. Почему ретролибералы не вопят и не возмущаются нарушением рыночной свободы? Я не вижу смысла в страшилках, будто мы отгораживаемся. По крайней мере я, будучи причастным к разработке интегрированной экономической системы, могу заверить, что отгораживание от внешнего мира не входит в формулу неоиндустриального развития России. Да, нас будут отгораживать, когда мы станем проводить самостоятельную линию, нас попытаются наказать, но ничего из этого не выйдет, как не вышло с наказанием Советского Союза. Гитлеровцы тоже пытались нас наказать, и чем все кончилось? Так что такого рода попытки обречены.
Именно с этой позиции я утверждаю, что новаторский опыт СССР составляет кладезь исторических прорывов и бесценных знаний. Надо черпать из него, надо понимать, как складывается расстановка сил в мире и что нас ждет, если мы решимся восстановить суверенную державу с могучей экономикой. Заблокировать нас точно не удастся. Ретролиберальные же страшилки просто бессмысленны и ничего общего с наукой не имеют.
Перспектива определена. Компрадорский режим либо уйдет, либо будет сметен. А России предстоит открыть новую страницу своей беспримерной истории.

Елена Колебакина

Справка
Губанов Сергей Семенович родился в 1955 году. Выпускник МГУ им. Ломоносова, профессор, доктор экономических наук, главный редактор журнала «Экономист».